Галина Тищенко — новый член команды GMS Clinic, молодой, но очень опытный врач-нейроуролог, именно тот специалист, которого в клинике недоставало. Она расскажет, как пришла к этой редкой, специальности, как последовать ее примеру и чем будет заниматься в клинике.
Выбор специальности урология — осознанный?
Да, более того, не побоюсь сказать, что это была любовь с первого взгляда, вернее, с первого цикла этого предмета. Но, увы, жизнь бывает частенько сильнее любви. И из профессии мне пришлось уходить трижды — надо было на квартиру зарабатывать. Тут помогло мое второе образование — я еще и провизор. И, конечно, мой свободный английский. Я сопровождала на зарубежных стажировках врачей, фармконтроль проводила, медоборудованием занималась.
Вы, конечно, молодец, что так иного умеете, но как-то за любимую специальность обидно. Как вы к ней вернулись?
Шесть лет назад, прихватив свою полную зарплату (3 500!) и чемодан вещей, я переехала из Алтайского края в Москву. Увидела объявление, что некой организации, занимающейся реабилитацией инвалидов с нарушениями функций малого таза после травмы позвоночника, требуется внешний медицинский консультант-уролог со знанием английского. И да, все это у меня, к счастью, было. Я успешно прошла интервью там и начала работать, вернее, подрабатывать.
Тяжело было?
Просто не было никогда, но это стало своего рода открытием нового направления в моей основной урологической специальности: масса людей, в большинстве своем молодых, загнанных проблемами с мочеиспусканием в жутко узкие рамки жизни.
Поскольку компания была европейская, мне открылся доступ к огромному количеству информации, появилась возможность познакомиться с практическим опытом врачей в других странах, получать свежие данные зарубежной медицинской литературы. Так и случилось мое первое соприкосновение с нейроурологией. Я узнала столько всего, что делается в развитых странах для пациентов с деликатными проблемами и существенно улучшает их качество жизни, дает возможность общаться с противоположным полом, заводить семьи.
Это были поначалу лишь теоретические знания?
Да, конечно. Но вскоре мне нужно было по долгу службы прочитать лекцию в знаменитом «Голубом» — в поселке с таким названием под Солнечногорском, находится ЦКБ восстановительного лечения ФМБА. Это было огромное и мощное лечебное учреждение, куда съезжались на реабилитацию со всего Союза, в том числе и пациенты с повреждениями нервной системы И там как раз требовался уролог, правда, на очень маленькую зарплату. Но когда я вживую понаблюдала за людьми с повреждениями головного и спинного мозга, мне стало понятно — не уйду, иначе сердце разорвется. И я стала ездить туда работать, можно сказать, волонтерить. Порой в ужас приходила, ведь пришлось познакомиться с совершенно чудовищными решениями: например, как из обычного презерватива, капельницы и зажигалки спаять устройство для улавливания мочи. А что при этом происходит с наружными половыми органами, во что эта конструкция их превращает, просто словами не передать... Или, скажем, узнала, что отвести мочу можно с помощью... отваренной аль-денте макаронины. А я ведь к тому времени уже знала о существовании современных методик лечения и реабилитации таких больных, поэтому всеми силами пыталась что-то изменить, сдвинуть с мертвой точки. И нашла огромную поддержку в лице зав. отделением, прекрасного невролога. Собственно, и в настоящее время могу сказать, что в нейроурологии гораздо более сведущи именно неврологи, поскольку корень проблемы, «ноги» недуга, как раз растут оттуда.
Вам надо было двигаться дальше — к практике. И??
И я стала искать возможность пообщаться с иностранными коллегами. На одной конференции в Москве я встретила Томаса Кесслера, вице-президента международной нейроурологической ассоциации (INUS), и попросила его позволить мне и еще нескольким врачам стажироваться у него в Швейцарии. Удалось, нашелся спонсор, и мы вшестером отправились к Кесслеру. После этого потихоньку стала стараться объединять и поддерживать докторов, которые хотели развиваться в нейроурологии. За последние два-три года в этой области произошли большие перемены у нас в стране. И я горжусь причастностью к этому. Например, по моей инициативе, создана и уже два года успешно функционирует российская нейроурологическая группа, где мы обмениваемся мнениями, достижениями, знаниями, разбираем клинические случаи, подсказываем, к какому специалисту обратиться пациенту, чтобы это было удобнее территориально. В общем, помогая друг другу, прописываем ДК (дорожные карты) пациентам. Без такой взаимной поддержки сложно говорить о нейроурологии в регионах.
За два года многое изменилось, ваши ряды чуть расширились, и где сейчас можно выучиться на нейроуролога?
Официально в России есть циклы тематического усовершенствования, разной продолжительностью. Однако, я считаю, самый успешный путь для начинающего нейроуролога — через чтение англоязычной медицинской периодики, через участие в симпозиумах и вебинарах, через стажировки в западных клиниках.
.jpg)
А как произошло ваше знакомство с пациентами с spina bifida (SP)?
Я видела их с уже нарушенной анатомией, так как их не познакомили вовремя с органичными методиками решения этих проблем, и они вынуждены были совершать всякие неправильные действия, чтобы хоть как-то обеспечить отток мочи, и, с другой стороны, мечтали оставаться сухими. Все они использовали подгузники, так как полноценно контролировать мочеиспускание было для них невозможно. И когда в процессе коррекции им удавалось перейти от влаговпитывающего белья на обычное, их восторгу предела не было. Ну и я, конечно, была счастлива. Представьте, что это значит для женщины, которая благодаря лечению может стать любимой, желанной. А мужчины, для них же ношение прокладок вообще адский нонсенс, что они чувствуют, понимая неизбежность такого «дополнения к туалету»?! Удар по самолюбию.
Теперь вы будете заниматься не только взрослыми пациентами, но и детьми со spina bifida. Как это получилось?
Если в случае травмы позвоночника мне было понятно, что нейроурологическое лечение нужно начинать сразу же после физического повреждения, то, что касается SB, получается, небходимо назначать нейроурологическую коррекцию с самого рождения. Но, повторяю, я лечила уже взрослых пациентов. А они начали делиться информацией в закрытых интернет-сообществах, где были и мамы детишек со SB. Родители стали обращаться ко мне за советом. А я могла лишь рассказать, как помогаю взрослым, ведь опыта работы с маленькими детьми у меня не было.
Боязно было браться за лечение детей?
Не то слово. Я встретила Алену Синкевич, а она познакомила меня с Наталией Александровной Беловой, руководителем ЦВП в GMS Clinic. И та как-то сразу разглядев мой фанатизм и «чокнутость» на нейроурологии, предложила начать работать с детьми в ЦВП.
Но вы не сразу согласились?
Я два года отказывалась, боялась, только давала советы — кому показать, у кого проконсультироваться. Ну и, кроме того, я была тогда, что называется по уши в своих пациентах-спинальниках, график был плотнейшим. А через пару лет мы снова встретились, и у меня как раз появилось «окошко», так свой отпуск я вынуждена была проводить в Москве. И я согласилась поволонтерить в ЦВП. Прямо в этот день вместе с Аленой Синкевич и Наталией Александровной посмотрела 14-летнего детдомовского мальчика со SB. И поняла, что тактика его ведения совершенно неправильна. Наблюдающие его урологи думали, что в подгузниках он — и ладно, не ходячий же. Вот так случилось мое очередное погружение в проблему. Выяснилось, что с детьми со SB ситуация ничуть не лучше, чем со взрослыми. Оказалось, что детские урологи еще больше напуганы нейроурологическими проблемами, потому что на них еще в значительной степени давят родители пациентов. А в центры, которые занимаются такими проблемами, прорваться чрезвычайно сложно. Я стала погружаться в детскую нейроурологию и согласилась консультировать в ЦВП. А когда познакомилась с замечательной командой тамошней, их профессионализм, их энтузиазм, их трепетность к маленьким пациентам и глубокий междисциплинарный подход — меня просто покорили.... В общем, когда Наталия Александровна сделала мне предложение, оно оказалось именно тем, от которого невозможно было отказаться.
Итак, ныне вы не только руководитель центра нейроурологии, но и заместитель руководителя ЦВП.
Да, поэтому считаю необходимым не только всячески развивать мою «нейроурологическую составляющую», но и заняться администрированием. У врачей, нагрузка которых велика, часто что-то проседает в плане организации, вот я и собираюсь им помочь. Уверена, что уже вскоре мой вклад в работу оценят и пациенты, и столь любимый мой персонал GMS Clinic.
